Башкортостан: "Республика", застрявшая между прошлым (московской оккупацией) и будущим (независимостью)

Есть такие места, где история не идёт вперёд, аходит по кругу, как поезд по кольцевой линии. Башкортостан — одно из них. На бумагеэто "Республика" с национальным флагом, парламентом и дажепрезидентом — когда-то. В реальности — колония,чей "суверенитет" растворился в бумажной бюрократии Кремля задолго дотого, как это успели осознать. Это постсоветский фантом: вроде бы "субъектфедерации", но без субъектности; вроде бы и "республиканская"нация, но все равно без права голоса.

На первый взгляд, всё спокойно. Губернатор по форме, наместник по сути — РадийХабиров — уверенно вещает о "мире","профилактике" и "развитии".
Периодически встречается с диаспорами, обещает борьбу с "радикалами"и, в лучших традициях новояза, намекает на чистку «несогласных». Чаще всего —мигрантов. Но за этим ритуалом управления — не забота о стабильности, а попытказаткнуть трещины, которые вот-вот начнут расползаться.

Башкортостан — это как Казахстан, но (пока!) безнезависимости. Те же постимперские травмы, та же советскаяиндустриализация, та же память о колонизации. Только в 1991 году Казахстанпошёл своим путём, пусть и частично авторитарным, а Башкортостан (пока еще)остался в кольце «дружбы народов»— метафоры, давно превратившейся в сарказм. В 1990 году республика провозгласила суверенитет.Сегодня об этом помнят разве что историки и те, кто следит за репрессияминациональных активистов.

В Казахстане есть граница, валюта, дипломатия, флагна Олимпиаде. В Башкортостане — нефтепереработка, «Башнефть» смосковской пропиской и школьники, которых учат родному языку как факультативу.Там строили государство, здесь — витрину лояльности. Разница между этими двумятраекториями сегодня становится особенно болезненной. Потому что Казахстан — это напоминающее зеркало: вот, что быловозможно. А Башкортостан — это урок: вот, что стало реальностью.

Москва давно превратила «федеративный договор» в бумажный пакт капитуляции.Национальные "элиты" встроились в вертикаль, флаг остался — смыслисчез. Но вакуум, как известно, не бывает пустым. Там,где нет институций, рождается недовольство. Там, где нет представительства,возникает радикализация. И когда в Уфе объявляют профилактику против«неинтегрированных», очень легко забыть, что башкорты сами — уже давно неинтегрированы. Они — как бы свои, но всё время на скамейке запасных. Их языквытесняется, их история переписывается, их экономика управляется из метрополии.

Формула московской империи проста: лояльность в обмен на ресурсы. Но вБашкортостане даже этот обмен работает криво. Ресурсывыкачиваются, а взамен — "субсидии, которые нельзя тратить безсогласования. Экономическая колонизация дополняет культурную.
Башкортские деревни вымирают, молодёжь уезжает, а фольклорные фестивалипревращаются в парады экзотики для чиновников, говорящих по-русски с акцентомна карьеру.

(Условному) Западу, привыкшему воспринимать порабощенные Московией нации ирегионы как управляемую серость за пределами МКАДа, стоит начать вглядываться вдетали. Потому что когда Башкортостан такинаконец-то выйдет из тени московской оккупации — это будет непотому, что кто-то дал отмашку, а потому что жить в таком положении станетневозможно. Независимость — это не всегда только актволи. Иногда это и результат накопленного унижения.

Казахстан показал, что даже авторитарное государство может быть субъектным.Башкортостан пока показывает, что даже "республика" может бытьстатистической. Но выбор между ними — это не география. Это вопрос воли. И когда в Уфе снова заговорят о суверенитете — не надобудет удивляться, достаточно будет вспомнить, сколько раз башкортамдавали понять, что они — лишь жалкая колония для "великой" Москвы.

‍